ИЮНЬ!!!

Олюшка пишет:

и спартакиады в этой же цепочке? как интересно... это потому что в Спарте проводились соревнования спортивные?
Гы... прочла
спартаки Ада :D

«спартаки Ада» — действительно прикольно. Всегда поражался твоему чувству слога. Но вот «Спарта», относительно «спартакиады», вовсе даже ни при чем. В данной семантической цепочке этого слова нет.  
Конечно, в различных источниках можно найти различные толкования. Но мне, все же, видится наиболее вероятным «спартакиада» — как производное от «спартаковцы», а не «спартанцы».
А первоначальное «спартаковцы» — от «Союз Спартака» — левое, прокоммунистическое рабочее движение в Германии начала минувшего века.
Логично предположить, что первоначально спартакиадами назывались спортивные соревнования, проводимые немецкими спортивными клубами прокоммунистического направления (спартаковцами).
Спартакиады проводились в противовес олимпийскому движению, к которому были допущены лишь буржуазные спортивные клубы. Вот и появились спартакиады, организовываемые «спартаковцами».  
Так что имя предводителя восстания римских рабов Спартака в наименовании спортивных соревнований — спартакиад — присутствует лишь косвенно.

Спасибо, Володя, за историю песни, конечно же, все ее знают(я имею в виду песню).

Говоря о советских писателях, особенно довоенного времени, мы неоднократно отмечали репрессии со стороны властей. Непростые отношения с властьпредержащими были даже у тех, которые пользовались популярностью и были якобы обласканы властями.  
А как же в этом отношении складывалась судьба Михаила Аркадьевича СВЕТЛОВА?
Что касаемо популярности в народе, то она у него была такая, что, как говорится, страшно рассказать!
Ну, и как? С таким счастьем и на свободе?..
Возможно, эта самая популярность и спасла ему жизнь?
А вообще-то всё было сложно и неоднозначно...
Но компромата, собранного на него органами, хватило бы не на одну расстрельную статью.
Судите сами…

ПИСАТЕЛИ ПОД КОЛПАКОМ У ЧЕКИСТОВ
Документ №15
Справка ГУГБ НКВД СССР для И.В. Сталина о поэте М.А.Светлове
[13.09.1938]

Светлов (Шейнсман) Михаил Аркадьевич, 1903 года рождения, исключен из ВЛКСМ как активный троцкист.

Адрес: пр. МХАТ, дом № 2.

Светлов в 1927 году входил в троцкистскую группу М.Голодного – Уткина – Меклера, вместе с которыми выпустил нелегальную троцкистскую газету «Коммунист», приуроченную к 7 ноября 1927 года. В этой газете были напечатаны контрреволюционные стихи Светлова «Баллада о свистунах» и друг[ие].

Нелегальная типография, где была отпечатана эта газета, была организована на квартире у Светлова.

Вместе с Дементьевым и М.Голодным в период 1927–1928 гг. Светлов ездил в Харьков на организацию вечеров, сбор с которых шел на нужды троцкистского нелегального Красного креста.

Свои троцкистские связи М.Светлов сохранял и в дальнейшем.

В 1933 году Светлов, используя свои связи с предательскими элементами из работников ОГПУ, содействовал улучшению положения находившегося в ссылке троцкиста-террориста Меклера и продолжал встречаться с ним после освобождения Меклера из ссылки.

Помимо этого зафиксированы связи Светлова с троцкистами Борисовым, Абрамским, Ахматовым, Ножницким, Мирошниковым и друг[ими].

Семьям арестованных троцкистов Светлов оказывал материальную поддержку.

Участие Светлова в троцкистской организации подтверждается также показаниями террориста Шора.

В литературной среде Светлов систематически ведет антисоветскую агитацию.

В 1934 году по поводу съезда советских писателей Светлов говорил: «Чепуха, ерунда. Созовут со всех концов Союза сотню, другую идиотов и начнут тягучую бузу. Им будут говорить рыбьи слова, а они хлопать. Ничего свежего от будущего союза, кроме пошлой официальщины, ждать нечего».

В 1935 году, на бюро секции Союза сов[етских] писателей при обсуждении кандидатур писателей на поездку за границу Светлов выступил с озлобленной антисоветской речью, доказывая, что в СССР «хотя и объявлена демократия, а никакой демократии нет, всюду назначенство» и т.д.

В декабре 1936 г. Светлов распространил антисоветское четверостишье по поводу приезда в СССР писателя Лиона Фейхтвангера.

Антисоветские настроения М.Светлова резко обострились за последний год.

По поводу репрессий в отношении врагов народа Светлов говорил: «Что творится? Ведь всех берут, буквально всех. Делается что-то страшное. Аресты приняли гиперболические размеры. Наркомы и зам[естители] наркомов переселились на Лубянку. Но что смешно и трагично – это то, что мы ходим среди этих событий, ровно ничего не понимая. Зачем это, к чему? Чего они так испугались? Ведь никто не может ответить на этот вопрос. Я только понимаю, что произошла смена эпохи, что мы уже живем в новой эпохе, что мы лишь жалкие остатки той умершей эпохи, что прежней партии уже нет, есть новая партия, с новыми людьми. Нас сменили. Но что это за новая эпоха, для чего нас сменили, и кто те, кто нам на смену пришли, я ей-ей не знаю и не понимаю».

В антисоветском духе Светлов высказывался и о процессе над участниками право-троцкистского блока: «Это не процесс, а организованные убийства, а чего, впрочем, можно от них ожидать? Коммунистической партии уже нет, она переродилась, ничего общего с пролетариатом она не имеет.

Почему мы провалились? Зиновьев и Каменев со своей теорией двурушничества запутались, ведь был момент, когда можно было выступать в открытую».

Приводим высказывания Светлова, относящиеся к концу июля с.г.: «Красную книжечку коммуниста, партбилет превратили в хлебную карточку. Ведь человек шел в партию идейно, ради идеи. А теперь он остается в партии ради хлеба. Мне говорят прекрасные члены партии с 1919 года, что они не хотят быть в партии, что они тяготятся, что пребывание в партии превратилось в тягость, что там все ложь, лицемерие и ненависть друг к другу, но уйти из партии нельзя. Тот, кто вернет партбилет, лишает себя хлеба, свободы, всего. Почему это так, я не понимаю и не знаю, чего добивается Сталин».

Пом[ощник] нач[альника] 4-го отдела 1-го упр[авления] НКВД
капитан государствен[ной] безопасности В.Остроумов
ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 262. Л. 93–96. Копия. Машинопись.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

ВЛАД&МИР пишет:

"ГЛОБУС" - это часть и моей жизни. Причем, далеко не худшая её часть.

 А уж что про меня говорить! Когда вся моя жизнь-и лучшая,и худшая,прошла (и проходит) под знаком этой песни.Горный институт,геологоразведочная партия,муж буровик,друзья геологи-геофизики...И Карелия-это распределение после окончания института.
 Уважил,дружочек Володечка!

И от меня большууущее спасибо, столько воспоминаний всколыхнул "Глобус"...




Прочла высказывание Светлова: "Стихи должны обладать инфекционным свойством — заражать читателей"
 а вот еще: "Дружба- понятие круглосуточное", или "Порядочный человек — это тот, кто делает гадости без удовольствия"
 А это трехстишье вообще супер!



Романтик, шутник, острослов,  и душа, широчайшая душа бессербренника...

Цитата :

Светлов высказывался и о процессе над участниками право-троцкистского блока: «Это не процесс, а организованные убийства, а чего, впрочем, можно от них ожидать? Коммунистической партии уже нет, она переродилась, ничего общего с пролетариатом она не имеет.

Володь, и все же я не понимаю, как с такими компроматами можно было выжить?

Танюша, ты не поверишь, но когда я составлял материал про историю «Глобуса», мысленно обращался к тебе. Я ведь знаю о геологической составляющей в твоей жизни.
Но вообще-то — это не просто песня, это песня-символ поколения (и не одного).
Вот и Олюшкино «И от меня большууущее спасибо, столько воспоминаний всколыхнул "Глобус"...» — тому подтверждение.

Если верить словарям, поколение — это совокупность людей приблизительно одинакового возраста, принадлежащих какому-либо народу или культурному кругу. Подсчитано, что продолжительность деятельности такого поколения равна примерно 30 годам.  
Во всяком случае, мой сын и моя внучка эту песня знают, и она для них значима.

ОЛЮШКА: «…Романтик, шутник, острослов,  и душа, широчайшая душа бессребреника...»

Как всегда, выделила самую суть Михаила Светлова, как личности. И всем перечисленным качествам имеется многочисленное подтверждение. Романтик — в творчестве. (И мы об этом говорили.)
Деньги для него, человека неприхотливого, имели смысл ровно в той степени, в какой они нужны были для жизни без излишеств. Давал взаймы легко и охотно, даже в том случае, когда знал, что вернуть долг вряд ли представится возможным.

Шутил:
— Занимать деньги надо только у пессимистов. Они заранее знают, что им не отдадут.
И ещё:
— Взаймы берешь чужие деньги и на время, а отдаешь свои и навсегда.

Вениамин Каверин — Светлову:
«Никогда и никому я не завидовал… Есть, однако, один человек на земле, которому я завидую, — Вы! Ни Вашей славе, ни Вашему таланту, ни даже тому, что Вас любят решительно все — в Москве и в Ленинграде, в Париже и в Софии.  Полюбят, без сомнения, и в республике Мали, когда там прочитают Ваши стихи на родном языке. Нет! Я завидую тому, что Вам ничего не надо… Все мы в этой нелегкой жизни о чем-то хлопочем, чего-то добиваемся, куда-то торопимся — иной раз больно толкая друг друга локтями. Есть нечто величественное в том, что Вы никуда не торопитесь и ничего не требуете».

Даже в последние дни своей жизни поэт не терял чувства юмора, пусть даже горького юмора…

К тяжелобольному Михаил Светлову пришел знакомый:
— Здравствуй, Миша! Неужели я вижу живого классика?
Поэт с грустной улыбкой ответил:
— Почти живого...

Уже безнадежно больной, Светлов сказал:
— Старость — это время, когда половина мочи уходит на анализы.

Врач (в больнице):
— Как чувствуете себя? Как дела?
Светлов:
— Прекрасно! Как у Степана Разина... До казни!.

В один из дней в больнице поэт обратился к Лидии Либединской: "Старуха, привези мне пива!" — "Пива?!" — "Да, рак у меня, кажется, есть".

ОЛЮШКА: «…и все же я не понимаю, как с такими компроматами можно было выжить?»

Вопрос непростой. Размышления вызывает, идущие дальше рамок нашей темы…

По молодости Светлов, как и многие другие, верил в обещанные светлые дали, но, увы, жизнь становилась психологически все хуже и хуже, и у поэта появилась тоска, что "не получилось", "не сбылось", а, может быть, даже ощущение, что "обманули". Прибавьте к этому липкий страх от постоянных репрессий.

"Я его помню непьющим, радующимся славе, — писал в мемуарах Семен Липкин. — Его опустошил разгром оппозиции. Он сочувствовал Троцкому, был не подготовлен к имперским жестокостям. Все комсомольские поэты первого поколения, как и весь тогдашний комсомол, были обворожены Троцким... Безыменский гордо заявлял: "Я грудь распахну по-матросски... и крикну: "Да здравствует Троцкий!" Льва Троцкого изгнали из страны, а затем подло убили. Есенин и Маяковский сами ушли из жизни. Многих поэтов и писателей поставили к стенке. И кто выжил в условиях "большого террора"? В основном конформисты, в том числе и Светлов. Он никогда не задирался, но и не прислуживал. Однажды его упрекнули в том, что он слишком любит советскую власть. Светлов удивился и ответил: "А кого же мне любить? Бельгийскую власть, что ли?" Михаил Светлов никогда не был отличником советской поэзии, как, к примеру, Сергей Михалков, он сидел на задней парте, "на Камчатке", и оттуда подавал свои остроумные репризы.
…Светлову пришлось печатно отречься от символа молодежи. Его простили, не тронули, но с тех пор он надел на себя маску гаера».
(ГАЕР — арлекин; паяц, площадной шут.)

Тогда, в 29-м, в том страшном году в ГПУ убили, нет, не Светлова, но Поэта Светлова. Хотя в последующие годы были написаны ещё целые сборники…

Почти 30 лет понадобится, чтобы Светлов вернулся в поэзию. В 1959 году вышел сборник «Горизонт», в 1964-м – «Охотничий домик», даже удостоенный Ленинской премии (посмертно). Но замечательные стихи, вошедшие в эти сборники, были написаны уже в период хрущевской оттепели.
А тогда, в 1929 году, «гэпэушникам» в значительной мере удалось «сломать» Светлова, «погасить» в нем Поэта. Он стал писать такие стихи, как «Смерть»:

Каждый год и цветет,
И отцветает миндаль...
Миллиарды людей
На планете успели истлеть...
Что о мертвых жалеть нам?
Мне мертвых нисколько не жаль!
Пожалейте меня! –
Мне еще предстоит умереть!

А вот ещё… в тему «О питие и НКВД»

Поздний Светлов сказал:
— Чего от нас хотят? Мы уже и водку пьем, как они...
А трезвость, следует заметить, — неотъемлемая черта еврейской культуры. Пурим — карнавальный праздник — единственный день в году, когда разрешается и поощряется то, что запрещено.

Выпивая, Светлов бормотал:
— Сегодня у меня Пурим...
Вопрос в том, как пить и зачем пить? С целью забыть или с целью вспомнить?
(А было немало такого, что хотелось бы забыть.)
Классическая трапеза — это трапеза с гостями. За столом собираются, чтобы вспомнить. Другое дело, когда люди пьют, чтобы забыть и забыться — уйти в иную реальность, ибо ничего уже изменить нельзя.

По причине Советской власти, хотя и по разным поводам, запойными были: Фадеев, Твардовский, Олеша...

Во второй половине 20-х годов Светлова вызвали в ГПУ и предложили быть осведомителем, разумеется, под красивым предлогом "спасения революции от врагов". Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайны. Из ГПУ он прямиком направился в ресторан "Арагви", где сделал все, чтобы напиться. "С той поры, — говорил Светлов, — мне ничего не оставалось делать, как поддерживать эту репутацию".

Известен такой факт. В 1956 году Светлова вызвали в МГБ в связи с посмертным пересмотром дела одного из поэтов. Следователь спросил:
— Знали ли вы этого поэта? Что вы можете о нем сказать?
— Знал. Он был хорошим поэтом и настоящим коммунистом.
— Как? Ведь он был троцкистом и за это был посажен.
— Нет, это я был троцкистом, — сказал Светлов. — А он был настоящим коммунистом.
Следователь растерялся, попросил у Светлова пропуск, подписал его и сказал:
— Идите, идите...

Во всяком случае, неизвестны какие-либо проявления сотрудничества Светлова с органами.

Правда, в том же 29-м году он пишет стихотворение «Призрак бродит по Европе»:
«По Европе бродит призрак,
Что-то в бороду ворчит,
Он к романтикам капризным,
Как хозяйственник, стучит...».

Или:
«Соучастник, соглядатай –
Ночь безумеет сама,
Он при Энгельсе когда-то,  
Он давно сошел с ума...»
— это почти невольно ассоциируется сегодня с четверостишием Игоря Губермана, написанным в 1991 году:
«Получив в Москве по ж..,
Полный пессимизма,
Призрак бродит по Европе,
Призрак коммунизма».

В чем-то Светлов оставался верным себе всегда.

Как много нового я узнала о Светлове!Светлый человек и удивительный поэт.

Тоже с большим удовольствием прочитала. Володя, ты очень интересно пишешь

Серёга, из твоего поста следует: «Вот, истинный Русский Еврей Светлов — конформист…»?

Ну, дружище, мы уже говорили в тему поведенческого анализа  человека (любого человека, а не только личности публичной) в тех или иных обстоятельствах. Вправе ли мы судить их, тех, кто «сломался», испытывая липкий страх от постоянных репрессий?

Вот, к примеру, в том же июне, из которого мы так до сих пор и не выбрались, 115 лет со дня рождения Михаила Ефимовича КОЛЬЦОВА (Фридлянда), писателя, публициста.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Участник Национально-революционной войны в Испании. В 1936—37 опубликовал в «Правде» большую серию очерков, вошедших в его сборник «Испанский дневник». Кольцов был основателем и редактором журналов «Огонёк», «Чудак», «Крокодил» и др.; возглавлял Журнально-газетное объединение. Вместе с М. Горьким подготовил известный сборник «День мира» (1937). Депутат Верховного Совета РСФСР 1-го созыва. Награжден орденом Ленина, 2 др. орденами, а также медалями. Существует легенда о том, что Сталин сказал о прославившемся в Испании Михаиле Кольцове: "Слишком шустр!" Это был 37-й год, до ареста оставалось полтора года...

Незадолго до этого он был назначен одним из двух главных редакторов "Правды".
В 1938 году был отозван из Испании и в ночь с 12 на 13 декабря того же года арестован в редакции газеты «Правда». Жена наркома Ежова — Евгения была редактором «Иллюстрированной газеты», и Кольцов, как член редколлегии и часто главный редактор «Правды», встречался с ней. На очной ставке с Кольцовым теперь уже бывший нарком Ежов показал: «Я понял, что Ежова связана с Кольцовым по шпионской работе в пользу Англии». Как и другие, Кольцов не выдержал пыток и сам оговорил более семидесяти участников «заговора».
Но вряд ли это была расправа ревнивца-мужа с более удачливым соперником.

За пять дней до ареста в Большом театре Сталин позвал Кольцова в свою ложу, начал обсуждать какие-то газетные дела, был настроен очень дружелюбно. А вечером 12 декабря 1938 года Кольцов поехал в редакцию "Правды". Там его уже ждали...

«Стучали» не только соседи и незнакомые люди, но и коллеги и даже друзья…
«Мне были известны некоторые политические настроения Кольцова, его морально-бытовое разложение», — отмечала журналистка Ольга Войтинская в своём письме к Сталину в январе 1939 года.

Как рассказывал Константин Симонов в «Глазами человека моего поколения»:

       В сорок девятом году… Фадеев в минуту откровенности… сказал мне, что… через неделю или две после ареста Кольцова написал короткую записку Сталину о том, что многие писатели, коммунисты и беспартийные, не могут поверить в виновность Кольцова и сам он, Фадеев, тоже не может в это поверить, считает нужным сообщить об этом широко распространенном впечатлении от происшедшего в литературных кругах Сталину и просит принять его.
       Через некоторое время Сталин принял Фадеева.
        — Значит, вы не верите в то, что Кольцов виноват? — спросил его Сталин.
       Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется в это верить.
        — А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить.
       После этих слов Сталин вызвал Поскребышева и приказал дать Фадееву почитать то, что для него отложено.
        — Пойдите, почитайте, потом зайдете ко мне, скажете о своем впечатлении, — так сказал ему Сталин…
       Фадеев пошёл вместе с Поскребышевым в другую комнату, сел за стол, перед ним положили две папки показаний Кольцова.
       Показания, по словам Фадеева, были ужасные, с признаниями в связи с троцкистами, с поумовцами.
       …Когда посмотрел все это, меня ещё раз вызвали к Сталину, и он спросил меня:
        — Ну как, теперь приходится верить?
        — Приходится, — сказал Фадеев.
        — Если будут спрашивать люди, которым нужно дать ответ, можете сказать им о том, что вы знаете сами, — заключил Сталин и с этим отпустил Фадеева.

13 месяцев Михаил Кольцов провел в застенках ведомства Берии. Его пытали, мучили и, наконец, расстреляли 2 февраля 1940 года.  
Кольцов был приговорён к смертной казни по обвинению в шпионаже.
Весьма вероятно, что Кольцов был устранён как свидетель тайных операций НКВД в Испании.

Кстати, Фадеев (к его чести, надо сказать) не был безучастным к судьбам товарищей по писательскому цеху. И нередко пытался защитить, хотя и сам подставлялся, такие поступки могли быть чреваты…
В частности, Николай Заболоцкий, о котором мы недавно говорили, в 1938 году был репрессирован, а вернулся в 1946 году именно благодаря заступничеству Фадеева.

…В личном архиве А.Н. Яковлева есть материал
«ПИСАТЕЛИ ПОД КОЛПАКОМ У ЧЕКИСТОВ»
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

(Александр Николаевич ЯКОВЛЕВ — публицист, академик РАН, российский, советский политический и общественный деятель, один из главных идеологов, «архитекторов» перестройки.)

К концу 1920-х гг. в CCCР сложилась система тотального, всеохватывающего контроля за действиями и мыслями деятелей науки и культуры, особая роль в которой принадлежала «карающему мечу революции» — органам ВЧК-ОГПУ. Со времени введения нэпа и одновременного ужесточения политического режима в структуре центрального аппарата ВЧК-ОГПУ в целях «воздействия» на интеллигенцию были созданы специальные подразделения, отвечавшие за эту работу, — отдел политконтроля (контролировал исполнение цензурного режима в части реализации предписаний сотрудников Главного управления по делам литературы и издательств и Главного комитета по контролю за репертуаром, проверял деятельность самих цензоров, осуществлял перлюстрацию почтово-телеграфной корреспонденции), 4-е и 5-е отделения секретно-политического отдела (собирали агентурные данные и организовывали сеть осведомителей соответственно среди художественной и научной интеллигенции).

Масштабы деятельности этих подразделений политической полиции поражают воображение. Только в августе 1922 г. сотрудники отдела политконтроля вскрыли и подвергли читке 135 тыс. из 300 тыс. поступивших в РСФСР почтовых отправлений, все 285 тыс. писем, отправленных за границу, подверглись перлюстрации. Работники этого же отдела самостоятельно готовили рецензии на литературные произведения, имели право вносить на рассмотрение руководства предложения об отмене постановлений Главлита и Главреперткома. С их подачи, например, ОГПУ было принято решение о конфискации книги рассказов Б.А. Пильняка «Смертельное манит», пропущенной цензурой.

В среде творческой интеллигенции была организована широкая сеть информаторов и осведомителей, сообщавших в органы о каждом шаге мало-мальски значимого писателя, артиста, музыканта, художника, кинематографиста. Сын писателя Вс. Иванова Вячеслав по этому поводу писал: «В те годы, когда члены правительства хотели сблизиться с молодыми писателями, Дзержинский на одной из общих встреч начал объяснять моему отцу, как он его ценит за его произведения. Он пообещал, что в ближайшее время сумеет продемонстрировать это отцу. Через несколько дней гонец от него доставил отцу пакет с запиской, где сообщалось, что Дзержинский выполняет обещание и посылает все доносы на отца, полученные за последний год. <...>
Обилие доносов и доносчиков было темой разговоров высших чекистов. В доме у Горького Агранов как-то говорил отцу: "Если бы Вы только знали, какие люди на нас работают!"». Как рассказывал писатель Н.П. Смирнов о своей встрече в 1931 г. с А.К. Воронским, этот вернувшийся из ссылки бывший «троцкист» и видный литературовед, обживаясь на новом месте в кабинете заведующего отделом Государственного издательства художественной литературы, предупредил его: «Говорите осторожнее, рядом в комнате сидит специальный человек, записывает каждое мое слово. Живем, знаете, в такую эпоху, когда можно разговаривать только с самим собой».

Многие осведомители являлись товарищами своих собратьев по профессии, сами писали романы, ставили спектакли и фильмы, создавали полотна и — одновременно регулярно и оперативно доносили наверх. О крамольных стихах О.Э. Мандельштама о Сталине «Мы живем, под собою не чуя страны» или неопубликованной поэме Н.А. Клюева «Песнь о Гамаюне» (поэты читали их лишь узкому кругу друзей) инстанции узнали с их незримой помощью.

Не случайно авторы подпольной листовки, рассылавшейся в августе 1934 г. в дни работы I Всесоюзного съезда писателей иностранным гостям, откровенно признавали следующее: «...Вы должны <...> понять, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас. Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса».

В сферу постоянного интереса карательных органов вошли созданные после постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций» единые союзы деятелей творческой интеллигенции, в первую очередь Союз писателей. Некоторые его руководящие работники тесно контактировали с органами ОГПУ-НКВД-МГБ, являлись инициаторами не только погромных идеологических кампаний, но и иных далеких от целей так называемой профилактической работы акций, с помощью которых происходило физическое уничтожение инакомыслящих.

Вершиной в пирамиде власти, куда стекалась информация от спецслужб, от руководителей союзов, из других источников, были Политбюро, оргбюро и секретариат ЦК РКП(б)-ВКП(б). Эти закрытые и по количеству членов узкие органы фактически с момента своего образования являлись бесконтрольными и находились вне правового пространства, ибо, как признавал А.В. Луначарский в одном из писем В.И. Ленину, «законы конституции не распространяются на ЦК».

Ущерб, причиненный репрессиями и грубым вмешательством власти в творческий процесс, не поддается оценке. Можно лишь догадываться, какие произведения человеческого гения не увидели свет, потому что их авторы с лихвой ощутили на себе разрушительное воздействие никем и ничем не ограниченной власти. Для одних трагическим результатом этого соприкосновения с тоталитарной системой явились ненаписанные книги, несыгранные роли, незавершенные художественные полотна, искалеченные творческие судьбы, изломанные биографии. Другим пришлось заплатить ценой собственной жизни.

(Материал этот подготовил к публикации Андрей Николаевич АРТИЗОВ —руководитель Федерального архивного агентства, доктор исторических наук.)

Так что, Серёга, (если ты одолел все буковки в столь пространном материале) ты, наверное, заметил:  вряд ли правильным было бы считать, что конформистами становились лишь по национальному признаку.

Я тоже считаю,что такая опасность есть.

Страшное было время...

Ну, что, друзья, пожалуй, пора и честь знать, небось, утомил я вас Светловым?
В самый раз перейти к другой теме. Тем более, что девчонки своими комментами уже и обозначили этот переход…  
Олюшка: «Да, страшные были времена, а в свете Сноуденовской возни они могут, не дай бог, вернуться...»
Танча: «Я тоже считаю,что такая опасность есть…»
Милушка: «Страшное было время...»

А тема предполагается следующая…
Английский писатель и публицист Джордж ОРУЭЛЛ, наиболее известный как автор антиутопического культового романа «1984». Разговор на эту тему был обещан уже давно, да всё как-то…
Да понимаю я, что июль уж близится к концу, а мы всё ещё в «ИЮНЕ».
НО!
Какая, в сущности, разница, июнь-июль-август? Главное, чтобы наши «светские беседы» вызывали хоть какой-нибудь интерес нашего сообщества.
А «ИЮЛЬ» со своим самым-самым интересным от нас никуда не денется. Обещаю! И за базар отвечаю…

Что касаемо ваших замечаний по поводу… то я так думаю, что Россия таки продолжает поворот к темным временам СССР. И не только Россия. Это характерно и для Украины, и для Белоруссии, и для Казахстана, Азербайджана… Да, практически, для всех государств на постсоветском пространстве. А они, правители наши, просто не умеют работать по другому, ибо все они вышли из Сталинской шинели (даже не зависимо от того, как они отзываются о нем сегодня).
(Подобно тому, как по признанию многих русских писателей: «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”», имея ввиду внимание к «маленькому» человеку.)
Есть ли выход из этого, казалось бы, замкнутого круга?
Есть… В исторической перспективе — вырастет новое поколение политиков, неотягощённое грузом прошлого, в худших его проявлениях. Это неотвратимо. Но и в плоскости повседневных дел сегодняшних тоже можно немало.
Надо ли напоминать Пушкинское?..
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.  

Ключевые слова здесь — «чувства добрые», «свободу», «милость к падшим»…
Это не призыв к восстанию и смене режима. Это призыв к «жить по собственной совести». И результаты незамедлят…
К примеру, российский суд отменил арест оппозиционера Алексея Навального. В Украине освобожден один из руководителей оппозиции Юрий Луценко.  И немалую роль в этом сыграли массовые протесты людей небезразличных…
И то и другое — беспрецедентно!
Но ведь это стало возможным?!..

И вот… опять таки… как тут не вспомнить Михаила Светлова:
Трусов плодила наша планета;
Все же ей выпала честь:
Есть мушкетеры, есть мушкетеры,
Есть мушкетеры, есть!

Другу на помощь, выручить друга
Из кабалы, из тюрьмы!
Шпагой клянемся, шпагой клянемся,
Шпагой клянемся мы!

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

Стихи эти были написаны Михаилом Светловым в 1940 году для его собственной пьесы «Двадцать лет спустя», где они и прозвучали в качестве песни — музыку к ней написал Марк Карминский. В давние времена саму песню можно было услышать из репродукторов. Её крутили довольно часто, помню… Тогда… Не в теперешние дни, конечно… ну, вы понимаете.

Как мы уже и отмечали, Светлову присуще романтическое восприятие жизни («Романтика, ты душою Светлова была...»). Только истинный мечтатель, несмотря ни на что сумевший сберечь по-юношески свежее восприятие жизни, мог в 50 с лишним лет написать такие стихи:
Мы сегодня встретимся с тобой
Там, где небо сходится с землей...
Я бегу. Желанием гоним.
Горизонт отходит. Я – за ним...

Горизонт мой! Ты опять далек?
Ну, еще, еще, еще рывок!
Как преступник среди бела дня,
Горизонт уходит от меня...

И пускай поднялись обелиски
Над людьми, погибшими в пути, –
Все далекое ты сделай близким,
Чтоб опять к далекому идти!

Эти стихи написаны более 30 лет спустя после «Гренады», но в них все тот же неподражаемый светловский романтизм. И даже незадолго до конца жизни его, тяжело больного и уже обреченного, не покидало все то же мироощущение.
Будь это гром, будь это тихий танец,
Нас уголочки всей земли зовут.
И на плечах всегда походный ранец,
И соловьи за пазухой живут…

Это была ну, очень популярная песня. В 60-е репродукторы разносили её с утра до ночи.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

И лишь за несколько дней до смерти он написал, быть может, самые горькие свои слова:
Мой милый, дошел ты до ручки!
Верблюдам поди докажи,
Что безвитаминны колючки,
Что надо стирать миражи...

…Нет, Светлов не забыт, и молодое поколение отнюдь не все погрязло в безверии и цинизме; всегда лучшие будут нести в душе некий романтизм: он как необходимое условие дальновидения, перспективы. Но кто сегодня вспомнит о Светлове без ассоциации этого имени с «Гренадой»?..

В истории русской литературы не однажды случалось, что поэты входили в нее одним своим произведением, и другие их творения оставались как бы на обочине, если не забытыми вовсе. Достаточно вспомнить «Как хороши, как свежи были розы» Мерзлякова, «Балладу о прокуренном вагоне» («С любимыми не расставайтесь»...) В. Кочеткова...
Но не то у Светлова: на памяти множество его стихов, среди которых, конечно, и «Письмо», сборники «Горизонт», «Охотничий домик»... Не говоря уже о десятилетиями распеваемых всей страной его «Маленьком барабанщике» и, разумеется, «Песне о Каховке» из кинофильма «Три товарища». Да мы об том уже говорили…

Долгие годы он оставался романтиком. Хотя отношения с властями и оставались сложными.  В 1928 году исключён из комсомола за троцкизм. Официальные (прикормленные) критики нередко выступали с погромными статьями. До конца своих дней оставался «невыездным». Ему так и не удалось увидеть Испанию… Гренаду…

А жизнь Светлова, вся его судьба словно состояла из парадоксов. Один из первых и одержимых комсомольцев, он был исключен из комсомола. Веря в высокие идеалы революции, он никогда не вступал в партию. Создавая романтический образ современника, воспевая мечту о летящей к счастью и справедливости молодой стране, он был гоним властями. Светлов добровольцем ушел на гражданскую, а его преследовали за симпатии к троцкистам. Он дошел до Берлина в 45-м, но был "невыездным" и никогда не видел той самой Гренады, которую прославил на весь мир.

Был обделён и наградами. Хотя всегда шёл в самое пекло. Однажды редактор отчитывал Светлова за то, что тот безрассудно рисковал своей жизнью в бою: «Говорят, там был такой огонь, что нельзя было поднять голову?»
На что Светлов ответил со спокойной улыбкой: «Нет, можно… Но отдельно от туловища…»
Сотрудники фронтовой газеты «На разгром врага» как-то произнесли тост за Светлова:
— За единственного поэта-неорденоносца.
Михаил Аркадьевич:
— А Пушкин?  

И, тем не менее, властям Светлов был нужен — как символ, как песня. Миф, ореол стали его клеткой, его клише. Его поэтические и человеческие терзания никого не волновали. "Другой", "неизвестный" Светлов был чужд системе.

Из воспоминаний Варлама Шаламова
Светлов встал, протягивая мне руку:
— Подождите. Я вам кое-что скажу. Я, может быть, плохой поэт, но я никогда ни на кого не донес, ни на кого ничего не написал.
Я подумал, что для тех лет это немалая заслуга — потрудней, пожалуй, чем написать «Гренаду».

Но никогда не хотел поэт уходить на "должность старика":

 Нет! Жизнь моя не стала ржавой,
   Не оскудело бытие...
   Поэзия — моя держава,
   Я вечный подданный ее.

Как-то, ещё в 1027 году, Светлов написал шуточное стихотворение «Живые герои». Оно заканчивалось так:
…И если в гробу
Мне придется лежать,-
Я знаю:
Печальной толпою
На кладбище гроб мой
Пойдут провожать
Спасенные мною герои.
Прохожий застынет
И спросит тепло:
— Кто это умер, приятель? —
Герои ответят:
— Умер Светлов!
Он был настоящий писатель!

Последние строки — в самую точку!..

...Михаил Светлов скончался 28 сентября 1964 года, в возрасте 61 года. Евгений Евтушенко писал в "Балладе о преступной мягкости", отмечая, что Светлов так и не побывал в Испании:
И без укоризны,
Угасший уже,
Он умер с безвизной
Гренадой в душе...

Цитата :

Уже слышу: "Ну, мужик, ты уже достал своим Светловым и комсомольскими песнями!"Ухожу... ухожу.. ухожу...

Ты, Володя, не можешь утомить...всегда очень интересно читать

Роман Джорджа ОРУЭЛЛА «1984» — жуткая книга. В том смысле, что производит впечатление жуткой безнадёги, не оставляя ни малейшего просвета надежды.
Ну, как же, если «Свобода — это рабство, Правда — ложь, Война — это мир, Незнание — это сила…»?
Если «Я предал тебя, а ты — меня» — это норма?
Самое грустное то, что книга эта не утратила своей актуальности и сегодня. К сожалению, такое возможно и в наши дни. Социализм рухнул, и что?

Советую книгу всем.
Есть и фильм. Причем, и не одна экранизация.

Ну, для самых «нетерпеливых» — краткое содержание:

В Лондоне, столице Океании, проживает некто Уинстон Смит, мужчина 39 лет от роду, член Партии. Его квартира находится в Доме Победы, и каждый раз Смиту приходится подниматься на свой этаж пешком, так как лифт не работает уже очень долгое время. Улицы Лондона полны полуразрушенных бомбежками домов, вихри песка и пыли проносятся по ним. К стенам на лестничных площадках приклеены большие плакаты с изображением Большого Брата. Они нарисованы так, что кажется, будто Большой Брат все время смотрит на тебя. Да и надпись на них подходящая: «Большой Брат видит тебя».
Даже в своих крохотных квартирках члены Партии не могут скрыться от всевидящего ока Партии. В каждой квартире установлены специальные мониторы, которые можно лишь приглушить, но невозможно выключить совсем. С помощью этих мониторов Министерство Правды наблюдает за каждым из них. Однако квартира Смита имеет одну особенность — маленькую нишу. Если войти в неё и тесно прижаться спиной к стене, то становишься недоступным для монитора. Возможно, именно это обстоятельство и натолкнуло Смита на мысль вести дневник. А может быть, толчком послужила покупка записной книжки, которую Смит купил в одной из лавочек, расположенных в трущобах. Таких записных книжек не делали уже более сорока лет.
Вообще, покупка такой вещицы была если не преступлением, то точно отступлением от общепринятых в Океании моральных норм. Сама же книжка являлась вещественным доказательством поведения недостойного члена Партии и вполне могла послужить поводом для расследования. Министерство Любви зорко следило за всеми партийцами. Министерство Любви, на новоязе – Минилюбовь, поддерживало закон и порядок. Были еще: Миниправда, Минимир и Минимного. Министерство Изобилия занималось экономикой, Министерство Мира — войной, а Министерство правды, где и работал Смит — информацией, развлечениями, образованием и искусством. На его фасаде были красиво начертаны три главных лозунга Партии:
«Война – это мир; Свобода – это рабство; Незнание – это сила…»
Всякий, кто пытался усомниться в истинности этих утверждений, рисковал угодить в Министерство Любви, где его убедили бы в обратном. Полиция Мысли не дремала, и Уинстон очень рисковал, совершая свои прогулки по тем районам Лондона, где обитали пролы.
Пролы – не Партийцы, составляли основную часть населения Океании. Пролы жили в трущобах, работали на заводах и фабриках. Их быт и интересы ограничивались склоками с соседями, стоянием в очередях за дефицитными товарами, футболом и пивом в ближайшем пабе. Считалось, что АНГСОЦ (английский социализм) освободил пролов от тирании капиталистов, неизвестно, впрочем, что думали об этом сами пролы. Министерство Любви не слишком ими интересовалось. Существовала даже поговорка «пролы и звери – свободны». Походы членов Партии в районы, населенные пролами, не были запрещены категорически. В конце концов, только там можно было достать такие предметы обихода, как бритвенные лезвия, шнурки или носки. Все остальное Партийцы получали в специальных распределителях.
В трущобах же можно было снять проститутку, что, конечно, было рискованно, но не каралось смертью. Можно было получить лишь несколько лет лагерей. Считалось, что члены Партии должны заниматься сексом исключительно ради продолжения рода, не получая от процесса никакого удовольствия.
Уинстон всегда отличался некоторыми странностями. Он любил гулять по трущобным районам, оставался неравнодушен к сексу и иногда пользовался услугами проституток. Но главное – он пытался найти ответ на мучающий его вопрос: «Разве так было всегда?» Смутные воспоминания детства, виденные когда-то книги и обрывки стихов, засевшие в его памяти, говорили о том, что Лондон не всегда был таким. И люди не делились на партийцев и пролов. Кто-то подменил их мысли и воспоминания, заставив поверить, что АНГСОЦ был всегда.

Для чего Уинстол рисковал, начав вести записи в дневнике? Вряд ли он сам смог бы ответить на этот вопрос. Но не писать он не мог. Ему необходимо было «выговориться», рассказать кому-то о происходящем. Он писал о бомбежках (Океания вела воину то с Евразией, то с Востазией), руинах и оторванной человеческой руке, которую однажды ему пришлось увидеть. Сейчас шла война с Евразией, и партия всячески поносила правительство Востазии, а ведь всего четыре года назад они были союзниками. Но кто помнил об этом факте? Газеты были переписаны, фильмы пересняты, история изменена. Факты сохранились лишь в памяти Уинстона, который наверняка скоро попадет в поле зрения Полиции Мысли и будет уничтожен. Но главное, что Уинстону хотелось выплеснуть на страницы дневника – его отношения с Джулией.
Джулия работала в Миниправде, в отделе написания романов. Она была техником, с помощью огромного колеса «набрасывала» сюжеты будущих произведений. Их роман закрутился самым невероятным образом. Джулия первая призналась ему в любви, подбросив записку с признанием. Они начали встречаться, занимаясь Этим каждый раз в новом месте, приходя и уходя туда порознь. Джулия, как и Уинстон, ненавидела Большого Брата. Каждое их занятие любовью было вызовом существующему порядку, ненавистному АНГСОЦУ и Большому Брату лично!
Их отношения не могли закончиться хорошо, но такого финала невозможно даже представить…

Уинстон и Джулия оказались таки в подвалах Министерства Любви.
Их долго ломали, пока, наконец, они не начали сдаваться. Но все-таки Уинстон старался бороться до конца, и не предал Джулию. Теперь он превратился в жалкое подобие человека.

Его привязали к креслу, а на стол была поставлена клетка с крысами. Он панически боялся этих серых грызунов, даже видел их в своих кошмарных снах. Уинстон держался до последнего, но когда клетку поднесли к лицу, (она была оборудована таким приспособлением, что лицо плотно прилегало к клетке, открывались дверцы и крысы набрасывались на лицо приговоренного) и щелкнул один затвор, выпускающий крыс в средний отсек, Уинстон закричал. И он предал Джулию, он умолял, чтобы вместо него взяли Джулию, и пытали крысами, пусть ее, только бы не его. И тогда дверцу клетки закрыли.

Уинстон сломался. Его выпустили и даже не следили за ним, его повысили на работе и стали больше платить, он был предоставлен себе самому и его богом стал джин, которому он служил постоянно. Однажды Уинстон встретился с Джулией, случайно на улице, подошел к ней, хотя и не хотел, он знал, что теперь за ними никто не следит, и они бы могли даже предаться любви, но этого не хотелось. Джулия сказала ему, что предала его, а он сказал ей, что предал ее. Джулия начала рассуждать на тему, что с человеком могут сделать так, что он захочет подставить другого человека, и Уинстон с ней согласился…
После пребывания в подвалах Минилюбви Уинстон вновь был свободен. Сидя в кафе, он понял, что борьба окончена. Он одержал победу. Победу над собой. Он полюбил Большого Брата!

Ну, вот так, как-то...
Не думаю, что у того, кто и ранее не испытывал желания читать Оруэлла, теперь вдруг оно пробудилось. Но, по крайней мере, будет знать о чем речь.
Да, это - гротеск, но ведь это же всё про нас!..
«Минилюбовь», «миниправда», «минижизнь»… — да, в книге нет и просвета надежды, но по прочтении искренне хочешь, чтобы все эти люди обрели счастье и покой.